Мужское и женское многословие

Еще древнегреческий философ Платон в своем диалоге «Афинянин» отмечал, что женская половина рода человеческого — весьма разговорчива, добавив, что она еще также скрытна и лукава. Великий философ античности высказал догадку, что именно многословием женщина скрывает свои истинные мотивы.

И если причина женской разговорчивости, следуя Платону, понимается именно так, то какова же природа данного феномена? Известна притча: разговаривают два человека. Один говорит другому: «Моя жена может говорить на одну и ту же тему часами». Другой ему отвечает: «Это еще что. Моей жене для этого не нужно вообще никакой темы...»
Разумеется, мужчина тоже может быть многословным. Но чем мужское многословие отличается от женского? Представим себе две сценки. Первая изображает поэта, сочиняющего и декламирующего стихи, причем неважно какие — талантливые или бездарные. Важно, что они посвящены какой-то теме, реализуют некую идею, подчиняются законам стихосложения и т. п. Другая сценка изображает пастуха-бурята, который едет на своей коротконогой и лохматой лошадке и поет. Он тоже декламирует нараспев стихи собственного сочинения. Условно их можно назвать белыми стихами. В них нет определенного сюжета, начала и окончания. Они вообще не подчиняются никаким канонам и законам. Он поет о том, что видит: взошло солнце — поет о солнце, суслик прыгнул из-под ног лошади — поет о суслике, ветер дунул в лицо лошади, и она фыркнула — поет об этом поэтическом факте. И так без конца...
Предположим, мы провели небольшое социологическое исследование и предложили ста испытуемым идентифицировать эти сценки. Видимо, 90—92 человека из ста скажут: первая сценка иллюстрирует мужское красноречие, вторая — женскую многословность. Однако песнь пастуха так же естественна, как, например, журчание ручья. Но если он журчит не переставая сутками, месяцами, веками, разве это основание для того, чтобы называть данное журчание избыточно навязчивым (многословным его ведь никак не назовешь)? С другой стороны, красноречие несет на себе отпечаток нарочитости, искусственности. А именно она может быть навязчивой, утомительной и многословной. Поэтому оценка мужской и женской разговорчивости и многословия — не такая уж простая проблема.
Действительно, женщине, для того чтобы говорить часами, вовсе не нужно никакой темы. Необходимы только слушатели, свободные уши. Значит, разговорчивость — это вроде бы женское естество. А что естественно — осуждению подлежать не должно. Ну а как быть с еще одним тезисом Платона о том, что разговорчивостью женщины скрывают свое лукавство? В нем уже просматривается и упрек, а может, осуждение. Тут можно повторить вслед за Аристотелем: Платон мне друг, но истина дороже... Рассмотрим некоторые доводы с нашей стороны.
То, что женщина стремится быть обаятельной и привлекательной, аксиома. Итак, довод первый. Какие факторы общения сопутствуют обаятельности и привлекательности?
Доказывать нет нужды: отзывчивость, добросердечность, сопричастность, сопереживание... Все это ближе к открытой, а не к замкнутой натуре. А открытость — это и есть разговорчивость, а не угрюмое молчание.
Довод второй. Женщина, как и мужчина, всегда стремится к добродетельности. Никто, по крайней мере на словах, не утверждает, что цель его жизни — совершенствоваться в пороке. Мужские добродетели — сила и мужественность. Женские добродетели имеют более глубокий, тонкий и всесторонний характер. Они не лежат на поверхности, и не каждому дано их заметить, а тем более понять и оценить. Так что же, пропадать им из-за этого? Конечно, нет! Просто нужно уметь самой о них говорить. В этом, кстати говоря, кроется не только один из секретов женской разговорчивости, но и глубинный смысл того, что вообще все темы разговоров, предмет женских доказательств и многие особенности общения крутятся вокруг одной и той же темы — вокруг нее самой. Какой бы разговор ни шел, это разговор, пусть даже в неявном виде, но о ней. О достоинствах ее друзей (ах, какой у нее хороший вкус!), об успехах детей (ну еще бы, а наследственность!), обругали в автобусе (она же выделяется и в толпе), на дворе такая золотая осень (а бордовое ей к лицу)...
Довод третий. Далеко не все мужчины лаконичны только потому, что они отрицательно относятся к многословию. Многим просто нечего сказать (ввиду отсутствия систематического образования либо врожденных способностей), а иным нечего сказать из-за отсутствия культурного языка. Так что немногословностью можно кичиться далеко не во всех случаях. Да и вообще есть определенная корреляция между развитостью мышления и речи. Если первое достаточно развито, то невозможно поверить тому, что не хватает слов, чтобы выразиться. И наоборот, косноязычная речь никак не может быть индикатором того, что в данном случае мы имеем дело с серым веществом высшего качества.
Правда, к женщинам все вышесказанное должно относиться с некоторыми поправками. Независимо от своих интеллектуальных способностей и развитости языка женщина более переполнена чувственной эмоциональностью. И там, где ум и опыт не советчики, выручает сообразительность, гибкость, мобильность, интуиция. Все эти качества у женщины напрямую, без всякого образовательного или иного культурного посредства (и без всяких комплексов тоже) выплескиваются в слове, которое у нее всегда было не инобытием мысли, а реальностью чувства. А поскольку чувств у женщины хватает, то и слов — тоже.
И, наконец, довод четвертый. Многоречивость — качество прежде всего современных женщин. Домостроевская традиция возводила женские добродетели на основе послушания, терпения, забитости и молчаливости. Соответственно эмансипация развязала женщине язык. Бороться против этого или осуждать это — все равно что осуждать общественный прогресс.
Конечно, трудно не согласиться с тем, что даже при условии понимания и оправдания женщины ее разговорным особенностям все же присуща некоторая избыточность. Это без сомнения так. Но в этом заключается еще один парадокс женской натуры. Просто в этом случае не учтено еще одно обстоятельство; диалог типа «мужчина — женщина» — это сосуд, который должен быть чем-то наполнен. Если подобный сосуд наполняет женщина своими словами, это еще куда ни шло. Даже если сосуд переполнен... Но когда безостановочно болтает мужчина — тягостнее зрелища трудно себе представить. Вероятно, женщина понимает это лучше мужчины, поскольку имеет возможность чаще это видеть со стороны. Наверное, поэтому она и берет на себя обузу много говорить и не давать тем самым болтать мужчине. Так она спасает наше перед нею реноме. Не станем утверждать, что всегда бывает именно так, но кто докажет, что так не бывает?..
По сути говоря, в этом женщина точно следует указанию того же Козьмы Пруткова: «Болтун подобен маятнику: и того и другого надо остановить». Заметьте, что здесь речь идет не о болтушке. Существует серьезное психосемантическое различие двух этих терминов. Слово «болтун» имеет явно выраженный негативный смысл. Вспомним хотя бы недавний лозунг: «Болтун — находка для врага!» Сурово и осуждающе звучит это слово, когда оно применяется по отношению к кому-либо. Несколько мягче, но тоже осуждающе данный эпитет используется в случае противопоставления слова и дела.
В противоположность этому слово «болтунья» не содержит в себе такого явно выраженного отрицательного психосемантического смысла. Оно синонимично болтушке, щебетунье. В этих словах больше умиления, легкой, беззлобной иронии и даже восхищения. Все это дает нам право усомниться в том, что женская многословность чем-то близка к пороку. Правда, мы не отстаиваем тезис о том, что в избыточной разговорчивости реализуется во всех своих аспектах человеческая добродетель. Нет. В человеческих взаимоотношениях все не так просто... Но феномен женского многословия есть. И вместо того чтобы осуждать его, лучше попытаться понять, в чем заключается краткий смысл долгой речи.



Теги: отсутствуют